[daisywheell]

04.06.2009 в 19:39

Пишет  Mortello:

боже, это... это гениально! х))

17.05.2009 в 00:53

Пишет  terrible doll:

Саракш слезам не верит. Поэма. Глава 10.
Название: Саракш слезам не верит
Автор: Лариса Джан (идеолог и поэт)
Елена Terrible Doll (идеолог и иллюстратор)
Фэндом: "Обитаемый остров", фильм
Жанр: поэма


Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9


Глава десятая
Ж.-Б. Гренуй твердил бывало,
Что все имеет запах свой.
Я над котлетами стояла,
Уйдя в готовку с головой,
Вдруг – что за притча! Странный запах,
Как будто рядом курит Папа.
Я, отложивши все дела,
Поэму поглядеть пошла
И что же вижу – без сознанья
Лежит Елена, а страданья
Героя нашего удар
Гламурной бритвы оборвал!
Соавтор, встань! Хорош лежать!
Нам Пусю надобно спасать!

- Ах, Боже мой! Беда какая!
Ведь прокурора больше нет –
Он Мировой увидел Свет,
Судьбу по-своему решая…
- Не плачь, мой друг! Есть сила в нас
Помочь ему в жестокий час!
Ты мне поверь, еще не время
Посыпать пеплом наше темя –
Уже спешат сюда, к нему.
- Так нам стоять тут ни к чему,
Отступим в тень!
- Да-да, пойдем.
Все будет хорошо – вдвоем
Мы не дадим его в обиду!

И мы скрываемся из виду…

Теперь я знаю: пахнет кровью
И ужасом любовь твоя,
Суровый Странник! Ты героя
Довел до грани – говоря
По справедливости, достоин
Лютейшей ты из лютых кар…
Пока ж прими свободу в дар
И наслаждайся ей спокойно.
Но помни: есть и Высший суд!
Тебя там, Странник, не спасут…
Но автора совсем не слыша,
Спешит Рудольф в Совет Отцов.
Я умолкаю. Тише, тише!
Седых послушаем глупцов!

Вот входит Странник. Все затихли.
Исчез малейший даже шум.
Сидят все, головой поникли,
Нахмурен Папа и угрюм.
«А что вы тут как на поминках» -
Спросил Рудольф. «Послушай, сынку,
Беда большая. Умник наш
С собой покончил» - «Массаракш… -
Бормочет Странник. – Йоптваю…
Вчера ведь только на кую
Его вертел, а нынче… Блять!
Кому тут на венок сдавать?» -
Промолвил он, в коленях дрожь
Скрывая. Помни: не уйдешь

От совести, пусть даже совесть
Давно ты вырезал себе!
Однако я продолжу повесть
С нравоученьями в борьбе:
Читать мораль – моя работа,
Хоть верный спутник ей – зевота,
Да крепкий сон… Ну что ж, вперед!
И слово Шурин тут берет:
«Его спасти уже успели –
Курьер отправился по делу
С письмом от Папы срочным. Глядь!
Нет никого! Кому вручать?
Пробрался в мраморный он зал
И вовремя врачей позвал».

«В больнице, - Папа добавляет, -
Лежит наш Умник. Эх, беда!
Как излучение влияет
На нас… Измучишься страдать
И все закончишь. Не напрасно
Курю я этот план прекрасный,
А чтоб попроще видеть жизнь.
А раньше что? Хоть утопись!»
Отцы сочувственно вздыхают,
А Странник тут же понимает,
Что вроде б дела не пришить
К нему. «В больницу не ходить
И не отсвечивать напрасно, -
Решил он. – Будет все прекрасно!»

Вот в крупной клинике секретной
Наш прокурор лежит. К нему
Спешат в стремленье беззаветном
Коллеги все. Но почему,
Вы спросите, такое рвенье?
Они букеты и варенье,
Открытки, плюшки и духи
Несут, словесной шелухи
Еще поболе будет! Если
В беде начальство, то хоть тресни,
А нарисуйся, ибо в том
Карьера выглядит потом
Твоя получше, чем у тех,
Кто предпочел походу смех.

Кох, как овчарка, в коридоре
Стоит на страже, никого
Не допуская к прокурору:
«Тревожить незачем его,
Все передам я лично в руки,
А вы ступайте…» По науке
Лечебной, всем больным покой
Предписан, только мой герой
Его не ведал в ожиданьи
Прихода Странника – созданья
Без совести, но может быть
Он все ж захочет навестить
Хотя б на несколько минут…
Иль это, право, тяжкий труд?

Отцы вот даже приходили
В большом сочувствии к нему,
Про излученье говорили,
Про жизни злую кутерьму,
С советами терпеть и боле
Не допускать такого. «В доле
Едины бедной мы своей, -
Промолвил Деверь-прохиндей. –
А ты, мой друг, несчастней даже:
Ведь Странник глаз к тебе не кажет…»
«Довольно, - молвил прокурор. –
Не продолжайте этот вздор,
Мне все равно…» Отцы ушли…
«Зачем врачи меня спасли, -

Так мыслил мой герой несчастный,
На койке лежа в тишине. –
Мне жить труднее с каждым часом.
Ни наяву и ни во сне
Свободы нету. Я измучен,
И дальше вряд ли будет лучше:
Один, не нужен никому…
Но если в Мировую Тьму
Уйти не смог я, то так надо,
И у судьбы на баррикадах
Я буду далее стоять,
И если суждено страдать,
То муки встречу я достойно,
Неколебимо и спокойно!»

Так рассуждал он. Входит вечер
В палату тихо, не спеша.
Кого-то ждет с любовью встреча,
Кого-то ром да анаша,
А мой герой один в палате
Печально размышляет: «Хватит.
Я никому собой вертеть,
Клянусь, что не позволю впредь.
В конце концов, ведь я мужчина,
Силен, умен, в высоком чине –
Вся жизнь передо мной лежит.
С меня довольно пошлой лжи.
Я буду сам себе владыкой
В толпе холопов безъязыких».

Давно стемнело. Все заснули.
Лишь к прокурору сон нейдет.
Суровых мыслей целый улей
Гудит над ним. Никто не ждет?
Никто не любит? И не надо!
Не для того в воротах ада
Стоял он, чтоб теперь грустить
Переживать и так скорбить
По тем, кто этого не стоит.
Ни ум, ни сердце не расстроит
Чужое хамство и бардак…
Во тьме он рассуждает так,
Часы на стенке ворожат,
И губы бледные дрожат…



Вдруг – что такое! – шум из сада:
Пыхтенье, мат… Да кто ж там? Ах!
То Странник лезет чрез ограду
С букетом хризантем в зубах.
Застрял, подобно Вини-Пуху,
Невыносимые для слуха
Слова исторг и отогнал
Овчарок пуканьем. Нахал!
Порвал мундир – «Ничо! Не страшно!
Не то бывало в рукопашной!»
На стену лезет. Мат опять.
«Да хватит! Невозможно спать!» -
«Идите накуй! Все равно!» -
И к прокурору влез в окно.

Минуты две они молчали,
Но ближе Странник подошел
И разглядел то, что скрывали
Ночные тени: балабол
Смутился даже – руки друга
В бинтах по локоть: злую муку
Он перенес! Как бледен, слаб,
И слово произнес хотя б –
Но нет, недвижим он, молчит
В глаза лишь пристально глядит
Он с выражением неясным
И разобрать его напрасно
Пытался Странник: не поймет,
Что суждено, что дальше ждет.

«Ну здравствуй, Умник, - он решился
Нарушить злую тишину. –
В натуре переполошился
Я от такого. Не пойму:
Зачем кромсаться? Ты ж не эмо…» -
«Ты не поймешь мои проблемы,
А я твои…» - «Ну что ж, держись.
Неплохо выглядишь, кажись,
Впотьмах не видно!» - «Хватит, Странник, -
Вздохнул герой мой, и изгнанник
С Земли поежился: ужель
Сорвалась дверь души с петель
И все закончено. – Пойми:
Я проводил с тобою дни,

Постигнуть всей душой пытался:
Ты человек иль живодер?
И как жесток ты оказался
Со мной, - промолвил прокурор. –
Моя любовь тебе забава…» -
«Да хуету несешь ты, право, -
Рудольф смутился. – Я ж не знал,
Что ты себя тут порубал…» -
«Из-за тебя, жестокий демон.
Ты негодяй» - «Конечно, где нам
Знать куртуазность! Знай и ты:
С тобою все мои мечты
Навеки связаны. Навеки!» -
«Что ж… Оставайся человеком».



Хотел добавить Умник что-то
Но не сумел. Течет слеза,
Потом другая… И с заботой
Рудольф взглянул ему в глаза.
«Держись, дружище…» - и впервые
Заметил он, что седина
В кудрях у Умника. Такие
Слова, что не простит страна,
Скажу! Мне критик попеняет:
«Да Странник жалости не знает!
Сама ж писала: он маньяк!»
Писала, да. Но в сердце мрак
Порой и у убийц слабеет,
В печали Странник цепенеет.

Не по себе ему. Конечно!
Кому бы было по себе,
Когда ваш добрый друг сердечный
Слабеет, с жизнию в борьбе,
Когда сомнений больше нету,
Что в горе виноваты вы,
То проникает лучик света
Во тьму души. Но хоть правы
Философы, но живодера
Не переделать. Очень скоро
Рудольф опомниться сумел,
Приобнял Умника, удел
Приняв вполне его страданий,
И тихо вышел без прощаний.

* * *
Домой герой наш был отправлен
Довольно скоро. В тишине
Своей гламурной милой спальни
Он много думал – обо мне,
Хочу добавить я, но впрочем
Он автором не озабочен,
Се только девичьи мечты,
Картины, стразы и цветы –
Долой их! С этим антуражем
Я, массаракш, забыла даже,
О чем там речь вела в начале,
А тут еще меня прервали
Соседи-пьяницы… Так вот,
Готовьтесь! Новый поворот!

Я вам писала о любови,
О страсти говорила вам,
Так насладитесь нынче новым,
Врагам скажите и друзьям:
На первый план сейчас интриги
Выходят: опишу их мигом
И без утайки расскажу,
Затем, что вовсе не держу
От вас секретов. Мне внимайте
И все живее представляйте.
Наш Умник в комнате своей
О многом думал, понял много.
Куда лежит его дорога?
Мы скоро все пройдем по ней.

Он разобрал все документы:
Одни припрятал, те – спалил,
И даже – гибель сантиментов –
Дневник в уборной утопил!
Он что-то на клочках бумаги
Писал, написанное рвал,
Молчал, из комнаты ни шагу
Не делал и почти не спал.
Однажды, файлы открывая,
Он папку с надписью «Мак Сим»
Нашел. Задумчиво листая,
Вдруг Умник вспомнил: что-то с ним
Такое связано… Не кудри,
А что-то из того, что мудро

Употребить себе во благо
Он смог бы… Что же было там?
Взглянем еще – совсем салага,
Но плюс к тому любимец дам.
Не то… Замешан в терроризме,
Замечен в глупом героизме
И даже в Гвардии служил…
Так что ж… А, вот! На излученье
Реакций нет. И от волненья
Подпрыгнул даже Умник наш:
И что же, ты его отдашь
На опыты? Да фигу вам!
И вот, поддернув рукава,

Он стал послание Рудольфу
Писать с началом вот таким:
«Мой дорогой! Ты недоволен,
Я знаю, будешь – но с твоим
Мак Симом горе приключилось.
Как вообще оно случилось,
Мне невдомек, но комендант
По округу большой педант
И отписал мне все детали:
Мак Сима упыри поймали,
Потом он в речке утонул,
Заградотряд и караул
В него обоймы расстреляли
И сорок восемь раз попали…»




Он к потолку возводит очи,
Крутит задумчиво перо
И пишет дальше: «Между прочим,
Банально это и старо:
Всех, кто попал на воспитанье,
Домой – я знаю! – не вернуть.
Прощай же, милое созданье.
Твой Умник». И в недальний путь
Письмо отправилось. Другое
Посланье Умник начертал
Уж к коменданту: «Головою
Ответишь, если тот амбал
Мак Сим не будет у меня
В конторе чрез четыре дня!»

Прочтя посланье, Странник мигом
Помчался в прокурорский дом.
Не то чтоб он сумел интригу
Здесь заподозрить – дело в том,
Что порученье прокурору
Он сделал – значит надлежит
Все выполнять без разговоров,
А он прошлепал Мака. Стыд,
Позор, кошмар! Люлей навешать!
Юриспруденции всей здешней
Несется Странник. Вот и дом
Знакомый, лампа за окном
Горит, как прежде. Что ж, вперед!
Но что же там Рудольфа ждет?

Он входит. Кох ему навстречу:
«Патрон пускать вас не велел,
Он занят…» - «Здрасте, добрый вечер!
Пошел, холуй!» - Рудольф влетел
В приемный зал, где Умник часто
Сидел с бумагами – лишь край
Халата увидал цветастый:
Скользнул за дверку, и прощай!
«Постой, куда!» - вскричал незваный
Пришлец. Приотворилась дверь
На волосок. Не правда ль, странно?
И что Рудольфа ждет теперь?
«Чего ты хочешь?» - «Дело надо
С тобой решить, моя отрада» -

«Иди домой». И дверь закрылась.
Какая пауза, друзья!
Рудольф в лице переменился!
Чему ж тут быть? Ручаюсь я,
Что быть насилию и драке,
Беде, несчастью, может быть.
«Да блять! А ну открой, собака!» -
И начал в двери колотить
Мой Странник. Я вам врать не буду,
Но кулаки его по пуду,
Поверьте мне! Он так стучал,
Что мало-мало не сломал
Дубовых створок! Кох несется.
Ой, братцы! Кровь сейчас прольется!



«Прошу вас, успокойтесь, сударь,
Буянить, право, ни к чему!» -
«А ну пошел в п*зду, безмудый!» -
«За хулиганство вас в тюрьму
Отправить могут…» - «Умник, падла!
Открой немедля!» - «Уходи!» -
«Вот, слышите? Уйти вам надо,
Патрон не ждет вас…» - И в груди
На миг застыло сердце. Странник
Остановился. Из кармана
Извлек свой верный пистолет.
«Ну, Умник! Ты выходишь?» - «Нет,
Уйди!» - «Ну ты, блять, о*уел!»
И выстрел в доме прогремел!

Все уложилось в полсекунды.
И право, дольше, господа,
Я все описывать вам буду:
Рудольф хотел попасть туда,
Крутилась где дверная ручка,
Чтоб ее выбить, но наш рок
Порой такие любят штучки,
Что станут вам уроком впрок:
Случилось так, что рикошетом
От ручки пуля отошла
И в довершение сюжета
Покой навеки обрела
В лодыжке Коха! Ах, бедняжка!
Кричит он и стенает тяжко!

«Ай, массаракш! Ай, больно!» - «Сука,
Заткнись! – Рудольф тогда вскричал. –
Все это, блядь, тебе наука!
Теперь скажи, чтоб открывал
Начальник!» Двери заскрипели
И на пороге прокурор
Возник – суровый и в шинели,
Тяжел и темен его взор.
Застыл Сикорски. На мгновенье
И Кох забыл, что ранен он,
Окаменев от изумленья.
«Рудольф, пошел отсюда вон» -
Промолвил Умник тихо, четко,
И неуверенной походкой

Поплелся Странник прочь. Казалось
Ему все это шуткой злой:
Вот-вот, на выходе из зала
Его окликнет мой герой,
Но нет, лишь кровью истекая,
Кох хнычет, только и всего–
И тишина ползет густая,
Как будто нету ничего,
Лишь человек в дверном проеме,
Затянут в черное, стоит.
«Ты это, блять, напрасно, зёма,
Я так совсем могу уйти…»
Но прокурор на то ни слова.
Вот так ушел Рудольф суровый.

Вы мне пенять начнете, право:
Нельзя вот так кончать главу!
Но други, рассудите здраво –
Сюжет смотрю, как наяву,
И точно знаю, что пристало
По стихотворному уставу
Прервать его в тот самый миг,
Когда страданья, сопли, крик,
С тем, чтоб читатель продолженья
Ждал в совершенном нетерпеньи
И думал: что там впереди?
Читатель верный, погоди –
Еще все будет: рифмы, кисти,
Мечты и совершенство мысли.

(продолжение следует)